21.08.2017 08:57:03
В эти дни глава Отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Волоколамский Иларион отметил 30-летие своего служения в священном сане. Уже восемь с половиной лет он возглавляет "внешнеполитическое ведомство" Русской православной церкви, а еще раньше заявил о себе как опытный богослов и как церковный композитор, чьи концерты проходят при аншлаге. А еще владыка также ведет авторскую программу на телевидении, в которой делится своими взглядами на наиболее заметные события и проблемы, волнующие людей. Одним словом - деятельность митрополита Илариона так обширна, что в представлении он не нуждается. И все-таки любая публичная фигура - это прежде всего человек, со своими надеждами, стремлениями, с выбором, перед которым он стоит и который делает этого человека в конечном итоге таким, каким мы его знаем. В преддверии годовщины священнической хиротонии митрополита корреспондент "Интерфакс-Религия" Елена Веревкина попросила владыку рассказать о его частной жизни, о которой широкой публике известно не так уж и много.
- Владыка, 19 августа исполняется 30 лет с того дня, как вы стали священником. 30 лет в священном сане - это много или мало?
- Наверное, по нашим временам это достаточно много. По крайней мере, я отношусь к той сравнительно немногочисленной группе священнослужителей Русской Церкви, которые были рукоположены до начала религиозного возрождения, то есть до 1988 года. 30 лет назад на всю Русскую Церковь было шесть тысяч священнослужителей. Около половины из тех шести тысяч уже отошли ко Господу, осталось тысячи три. А общее число духовенства возросло до 36 тысяч. Следовательно, нас, "ветеранов", не более 10 процентов.
- Два месяца назад вы отпраздновали 30-летие монашеского пострига. Вы как-то говорили, что пришли к монашеству в том числе из-за несчастной любви. Вы вспоминаете ту девушку? Знаете, как сложилась ее судьба?
- Это не была такая уж несчастная любовь. Скорее, влюбленность с моей стороны, дружба - с ее. Ни во что большее эти отношения не переросли. Она была на один год старше меня, и, пока мы учились в школе, это было не очень заметно. А когда она поступила в консерваторию, стала студенткой, а я все еще оставался школьником, образовался психологический разрыв, который трудно было преодолеть. А потом я ушел в армию, и дружба как-то сама собой рассосалась.
Судьба ее сложилась сначала счастливо, а потом трагически. Она вышла замуж за известного музыканта. Они очень любили друг друга. Но в совсем молодом возрасте она разбилась в автокатастрофе. Вспоминаю ее в молитвах за упокой.
Принятие монашества не было обусловлено неудачей в личной жизни. Совсем наоборот, это был сознательный выбор. Может быть, и отношения с девушкой не сложились именно потому, что в душе я уже склонялся к монашеству. Еще в 15-летнем возрасте я твердо решил, что хочу быть священником, только вот тогда еще не знал - семейным или нет. А по мере взросления все отчетливее становилось желание отдать Богу и Церкви всю жизнь без остатка. И к моменту окончания службы в армии я уже твердо знал, что хочу стать монахом.
- Как отнеслась ваша мама к решению отказаться от семейной жизни?
- Поняла, приняла и благословила. Присутствовала на моем монашеском постриге в Виленском Свято-Духовом монастыре. А затем на обеих моих хиротониях - диаконской и священнической.
- На заре христианства епископы были женатыми, и им, судя по преданию, неплохо удавалось совмещать две стези. Так ли уж это невозможно в современном мире?
- Церковь достаточно рано отказалась от женатого епископата - думаю, не столько по богословским соображениям, сколько по соображениям практического характера. Епископ в своей епархии обладает абсолютной властью: он своим указом назначает и смещает священников, он распоряжается церковными средствами. Представьте, как велик был бы соблазн для женатого многодетного епископа поставить на ключевые настоятельские должности своих детей, отдать финансы в руки жены, и так далее. Церковь пресекла саму возможность такого развития событий. И поступила очень мудро.
- Монашество в монастыре и служение епископа сильно отличаются. Когда вы принимали монашество, о чем больше думалось - об аскезе где-нибудь в скиту или о публичном служении Матери-Церкви?
- Я никогда не думал об архиерействе и не был склонен к публичности. Моей мечтой было служить алтарю, совмещая это служение с богословской работой. Так оно и продолжалось до тех пор, пока я не встретился с митрополитом Кириллом. Было это 22 года назад, когда я вернулся из Оксфорда. При первой же встрече он предложил мне стать его богословским советником, сменив в этом качестве ушедшего на пенсию протопресвитера Виталия Борового. Но одновременно назначил сотрудником сектора межправославных отношений ОВЦС, а два года спустя - секретарем по межхристианским отношениям. Таким образом, уже тогда я совмещал внешнюю церковную деятельность с богословием.
В 2009 году я был назначен Председателем ОВЦС, но одновременно возглавил созданную по инициативе Святейшего Патриарха Кирилла Общецерковную аспирантуру, а в скором времени возглавил также Синодальную библейско-богословскую комиссию и комиссию Межсоборного присутствия по богословию. Год назад возглавил первый в истории России диссертационный совет по теологии. Все эти должности требуют постоянно быть "в тонусе", следить за развитием богословской науки и по мере сил вносить свой вклад в ее развитие.
- Как вам удается совмещать научную работу со столь обширной церковной деятельностью?
- Благодаря тщательно продуманному рабочему графику. У меня много зарубежных поездок. Когда нахожусь в Москве, рабочие дни, как правило, заняты текущими делами, которых требуют многочисленные занимаемые мною должности. А вот выходные использую для богослужений и для богословской работы. У нас ведь довольно много выходных: страна "гуляет" 10 дней в январе, 4 дня в феврале, столько же в марте, потом опять около недели в мае и так далее. Прибавьте к этому время, свободное от богослужений, по субботам и воскресеньям. Да и в рабочие дни, закончив служебные дела, я как правило не отдыхаю, а сажусь за компьютер. Для меня перемена работы - самый лучший отдых.
- А у епископа бывает отпуск? Как вы его проводите?
- Основную часть отпускного времени отдаю, опять же, богословскому творчеству. Кому-то такая жизнь может показаться однообразной и монотонной, но мне она очень по душе.
- Что вы больше всего не любите в людях?
- Лицемерие, ханжество, неискренность.
- Под вашим началом всегда трудились талантливые семинаристы, многим из которых вы устраивали судьбу, отправляли учиться за рубеж. Есть ли среди них такие, которых вы называете своими учениками, преемниками по духу? Какое главное качество вы бы хотели видеть в них?
- Есть. Но их немного. Главное качество, которое я хотел бы в них видеть, это преданность Церкви, абсолютное послушание ей, готовность отдавать ей все свои силы, бескорыстие. Меня очень огорчают люди, которые, приходя служить в Церковь, первый вопрос задают о размере оклада.
- У вас есть друзья? Есть люди, близкие по духу и вере?
- Друзья есть. Их тоже немного. Близких по духу - намного больше. А близких по вере - миллионы.
- Хорошему христианину пристало иметь память смертную. Вы часто думаете о смерти и в каких категориях? Как вы представляете себе идеальную смерть, если можно об этом спросить?
- Я думаю о смерти каждый день и не один раз в день. Священнослужитель вообще постоянно соприкасается со смертью - и когда отпевает усопших, и когда посещает умирающих, и когда молится за упокой. Смерть напоминает о себе постоянно.
А насчет идеальной смерти - слышал об одном архиерее, что он отслужил литургию, причастился, потом сел в кресло и умер. Или вот кончина преподобного Серафима Саровского: на коленях во время молитвы. Мы молимся о том, чтобы каждому из нас Бог дал кончину "безболезненную, непостыдную, мирную". Такова идеальная смерть в христианском понимании.
- И все-таки, если бы не монашество, то кем бы вы стали?
- Священником.
Добавить комментарий