Это практические христиане… Они молились, и молитва их была сильная, глубокая.

Всю жизнь владыка следует словам своего духовника - любимого всей Россией старца архимандрита Кирилла (Павлова): «Жить надо не по своей воле, а по Божией». Троице-Сергиева лавра, Сахалин, Архангельск - о своём монашеском и епископском служении, о суровой жизни северных епархий Русской Церкви сегодня рассказывает владыка в беседе с протоиереем Олегом Стеняевым.

О.Олег: - Владыка, вот такие интересные вехи вашей жизни: Троице-Сергиева лавра-17 лет, Сахалин – 9 лет, Архангельская и Холмогорская епархия – девятый год. Но, прежде всего, хотелось бы узнать о Вашем происхождении, Ваших родных и близких, Вашей малой родине, о том образовании, которое Вы получили, и когда Вы осознали призвание стать священнослужителем?

- Начнем с малой родины. Моя малая родина – это Воронежская область, часть Центральной России. Часто слышишь, как тот или иной священнослужитель говорит о его великих предках. Но я, в отличие от них, выгляжу совершенно по-другому. Я – вот такая дворняжка, которую Боженька подобрал. У меня в роду не было известных личностей, не было священнослужителей. Единственно – бабушка, отцова мама. Она была особенно богомольная, ездила по монастырям, по старцам. Просила Бога об одном: чтобы кто-то из нашего рода стоял у престола Божия и молился. Вот, я когда был маленький, бабушка говорила: «Внучек, внучек, ну хоть бы ты батюшкой стал!» Я говорю: «Ну, какой батюшка?  Что ты говоришь?» Это казалось мне таким далеким, недосягаемым. Но когда я вошел в призывной возраст - все мы ждали Пасхи. И на второй день Пасхи я получил повестку, которой ждал.

Ушел в армию. А когда вернулся – встретился со священнослужителем. Это была моя первая встреча с человеком глубокой веры, широкой души. Он предложил поехать к владыке Зиновию. Мы с ним сели в самолет и полетели в Тбилиси. Это был 1981 год. Попал в собор святого благоверного Александра Невского, помню мое первое иподиаконство. Потом вечером мы с владыкой Зиновием гуляем вокруг храма. Он уже старенький был. Такой тихий, добрый. Взял меня за руку: «Саша (меня Александром звали), иди в семинарию! Это твой путь». Потом пауза, и говорит: «Ты поступишь в семинарию. Будешь иподиаконствовать у митрополита».

И я поехал в Одесскую семинарию, там поступил. Пошли в кафедральный собор. После службы правящий архиерей всех помазывал. После помазания старший иподиакон меня берет и отводит в алтарь: «Иди под благословение к архиерею!» Подхожу, делаю земной поклон, падаю – он спрашивает: «Откуда?» - Отвечаю: «С Воронежа!» - «О! Моя первая кафедра! А Вы поступили?» - «Да, по милости Божией поступил, владыка». «Ну, вот Вам первое послушание: будете у меня иподьяконствовать».

- О.Олег - Владыка, когда я учился в семинарии, в Лавре говорили так: «В Питере учатся, в Троицкой лавре поют, а в Одесской семинарии работают».

-У нас тоже так говорили. Да, там трудились мы. Монастырь и собор были рядом. Там, в монастыре, эконом был замечательный, Никон. Только я поступил, как меня с ним познакомили. Подвели меня к о. Никону, а тому всегда на огород нужны были студенты. Он стоит, мы с обеда выходим – а он: «Ну-ка, пойдем на работу!» - с шуткой, юродствовал так, немного. Кто не хотел – тот мимо пройдет, будто не видит. Но я его знал и всегда подходил.

Он как-то меня разглядел. В армии я был старшиной роты и привык, как что-то сделаю – доложить об этом. И здесь тоже. Сделаю что-нибудь – и к нему. «Ты чего?» - « Да вот я все сделал, прополол». – «Ну, тогда иди». Ему это понравилось: как что-нибудь сделаю – докладываю ему. Мы действительно трудились. Хорошо было, по-домашнему: берег моря, после работы искупаешься. Нас еще дразнили: «Москвичи – стукачи!» Я действительно боялся, что нас будут сдавать. Это, разумеется, была неправда, слухи. Но они имели место.

О.Олег – В Троице-Сергиевой лавре, в семинарии, говорили так: «Какое самое серьезное обвинение для семинариста?» - и отвечали так:  «Науходоносор! – хуже этого ничего не бывает» (Смеются).

Владыка, расскажите, когда Вы в Одессе учились – какой преподаватель ярче всего запомнился Вам? Действительно сказал что-то новое?

- Был такой протоиерей отец Борис Шишков, ныне уже покойный.

Он очень долго жил. Окончил Варшавский богословский университет. Уже тогда был старенький. Он у нас преподавал Новый Завет. Говорил нам так: «Вы все садитесь поближе ко мне, я старенький, мне тяжело говорить». И у нас было чувство, что мы встречаемся с Богом через Его уста. У отца Бориса было живое слово. И я старался сесть за первую парту и слушал его, как локатор. Он без книги рассказывал Толкование Нового Завета. Он был человек той эпохи.

А второй преподаватель был человек светский, вел у нас историю и французский язык. Помню его фамилию: Полторацкий. Эмигрировал после революции. Потом, после войны,  ему разрешили вернуться. Это живая история. Мы часто его просили: «Расскажите, как там во Франции наша эмиграция жила?». Это была живая история, воспоминания.

О.Олег – Я помню беседы с о. Александром Киселевым. Он долго служил в Париже, в Берлине. А в Россию приехал умирать. Ему Святейший Патриарх Алексий II выделил помещения в Донском монастыре. Киселев там жил с матушкой. Мы о. Александра навещали, он показывал нам фотографии: «Вот отец Сергий Булгаков нас венчает, вот тут Бердяев сидит!». Это были люди, которые говорили на прекрасном русском языке, без газетных шаблонов.

-И общаясь, они тебя не унижали...Я беседовал с владыкой Василием (Родзянко) – заметил, что мы в разговоре часто рубим слова, не задумываемся. А здесь нечто другое.

О.Олег – Владыка, а куда же Вы направились по окончании Одесской семинарии?

- Меня перекинули со второго года обучения на третий, мне пришлось досдавать за те полгода плюс еще за полгода на новом месте. И еще иподьяконство. Я был весь в своих учебных делах. Как-то все быстро закончилось. Владыка меня благословил поступать в Московскую Академию. Я, милостию Божией, поступил. А потом…. влюбился. Влюбился в этот монастырь.

Это нужно увидеть, услышать. Мы любим глазами, ушами. Но в первую очередь – сердцем. Когда ты слышишь это молебное пение.

Я, когда услышал – стал ходить каждый день. Не мог не ходить. Это вызывало даже раздражение моих сокурсников. Мы жили восемь человек в одной комнате, когда встаешь – полы скрипят, мешаешь остальным. Мой сокурсник,  ныне он – игумен  в Лавре, бывало, ворчал на меня: «Вот, он опять встает! Он всем спать не дает!» Понятно, молодые монахи. Они были у меня на курсе: отец Никандр, отец Исайя (Белов) - ныне покойный, в 27 лет – кандидат наук, он по кибернетике защищался. Такие люди были, сильные.

Я вот все это увидел – и захотел быть среди них, у преподобного Сергия. И так получилось, что на второй половине первого курса меня взяли в монастырь. А дальше как-то опять все быстро: летом наступил постриг. Переворот всего. Я оказался в другом мире.

Когда меня постригли, и я вышел из  храма на третий день - а мир стал какой-то другой. Он радостный, добрый, благостный. Божие творение стало видно по-другому, потому что ты в этот момент очистил свое сердце. На  сколько процентов – не знаю…..

А дальше – прошел год хиротония, священство. Тут владыка Онуфрий – я был его помощником Блаженнейшего и очень счастлив этим. Я много взял у него, многому научился. Потом его в 1988 году назначают в Почаев, а меня на его место. Ставят благочинным…..

О.Олег –...Троице – Сергиевой лавры. А что делает благочинный?

- Ну, вот личный состав, и ты пишешь расписание на целую неделю: кто поет, кто читает, кто стоит у мощей. Кто исповедует. И ты за этим наблюдаешь, чтобы это исполнялось.

О.Олег – А сколько тогда было братии, насельников?

Тогда было меньше. Под конец моего благочиния уже 200 человек братии жило в монастыре. А за монастырем – не помню точно. Вот, был 2000 год, и у нас было 26 точек -  храмы, подворья за пределами монастыря. Туда направлять монахов было очень напряженно. Вот, все равно, что из Москвы направить на подворье в Сочи – вроде, желающих должно быть больше, это юг, это солнце. А у нас обратное. Монахи заявляли: имай мя отреченна. Потому что там водятся существа под названием: «женщины». А мы не сильнее Давида. Не мудрее Соломона. Мы не выдержим! (Смеется).

Я им говорю: «Сачкуете! Не хотите из Лавры уезжать!» А ведь и в самом деле: никакое место не сравнится с обителью преподобного Сергия.

О.Олег – А правду говорят, что нельзя уехать из Лавры? Она остается, она живет в тебе. Дух преподобного Сергия. Ритм молитвенной жизни. Календарь, по которому ты живешь…Т.е., разрыв этот невозможен до конца. Всегда как бы остаешься на послушании у Преподобного.

Ну, сейчас я могу сказать: да. Потому, что уже с 2001 года я телом не живу в монастыре. Но духом пребываю. И что еще меня больше всего утешает - все, кто ушел на другие послушания из Лавры – они остаются в лаврском синодике. И каждое утро, у мощей Преподобного, на каждой литургии всегда поминают мое имя. Это самое дорогое. Как есть порт приписки. Вот, у меня в паспорте стоит отметка: прописан в Троице-Сергиевой лавре. Я брат обители, как владыка Феогност, наместник Лавры,  говорит: я не по своей воле, я в командировке. 50-летие был вынужден справлять в Троице - Сергиевой лавре. Я не мог улететь, в то время был Синод. И я начал день с молебна у Преподобного, с литургии в Троицком соборе. И это настолько укрепило меня, что  я  этим теперь и живу.

О.Олег – Ваше Высокопреосвященство! Расскажите о старцах Лавры. Все Лавру знают - кто-то со стороны  архимандрита Кирилла, кто-то помнит о. Наума, кто-то - о. Филадельфа…Каково Ваше ощущение от старейших насельников этой обители Живоначальной Троицы?

- Я все это видел изнутри: о. Михаил, о. Кирилл….Я, как благочинный, келейников им ставил. О.Салафиил – на 95-м году схимничек скончался -  просто удивительный такой был! Бог ему дал такую физическую силу, что он в молодости подлазил и поднимал лошадь! Ему было 85 лет, он ходить уже не мог –  трудно было, к нему на исповедь приходили студенты, и он так говорил: «Ну, давай руку, давай!» И – раз! –  этого студента. Потом:  «А ты хоть зарядкой занимаешься? Нет? Да ты что? Как тебе не стыдно? За тебя ж нормальная девка не пойдет! Что же ты себя так запустил? А вот в ссылку отправят тебя? Что тогда?» И он рассказывал - их сослали около 5 тысяч, вывезли, в снег бросили: ройте себе землянки! И вот он сколько-то лет там отбыл. Осталось меньше пятисот человек в живых. И он все это выдержал!

 А потом – война. Его в кавалерию направили, потому, что он такой, крестьянский. Под ним убило лошадь. Она стала кувыркаться, он – под ней, ноги в стременах. Рассказывает: «Я потерял сознание. У меня из носа, изо рта, из ушей пошла кровь». Весь он перемололся, его – в госпиталь. Там его комиссовали и отправили домой. Он ходить практически не мог.

У него жена была Феодорушка, он ее очень любил. Она умирала,  попросила его: «Чтобы после моей смерти не женился! Иди в монастырь!» Ему 60 лет было, когда он в монастырь пришел. 35 лет дал Бог ему прожить в монастыре. Он пришел послушником, такой здоровый – а там много было стареньких, фронтовички были. Просят его:  «Сделай то, сделай это» - он делает, безотказный такой был. Так однажды он упал. Благочинный ему говорит: «Ты чего?» - а он: «Я так устал, я же и того слушаю, и того, и того!». Тот ему и говорит:  «Все, теперь ты должен знать. Без благословения благочинного ты никого больше не слушаешь! Если кто станет говорить – ты отвечай: как скажет благочинный».

У нас кельи с отцом Кириллом были рядом. Я слышал, как ему за тоненькой перегородочкой келейник молитвы читает. Как-то раз я подошел к нему  и спросил: «Отец Кирилл! А, может, мне на приходское служение уйти? Я ни за что не держусь» - это был 91 год, и он ответил: «Если по своей воле уйдешь – то погибнешь! А если не по своей воле, а по послушанию – то преподобный Сергий всегда будет с тобой».  Все! Я хвостик поджал, и больше вопросов нет. Отец Кирилл, бывали такие минуты, он так скажет, спокойно, что все сразу проясняется.

О.Олег – Я к нему ходил на «Библейский кружок». Он по вечерам читал Библию. И любой семинарист мог прийти.

- А потом исповедь.

О.Олег - У него такая большая была Библия. А комментарии он давал очень маленькие. Но подлинной экзегезе я у него научился.

Он говорил так мало, и то -  только когда спрашивали. Это было настолько объемно, что все эти комментарии как бы врезались в сознание. И продолжают жить.  А общение с другими старцами?

- Вот, схиархимандрит Михаил рассказывал – я был не один, когда он рассказывал – что был такой момент. Шла война, Витебск, 1944 год. И его ранило, он был пулеметчиком. А место было хорошее, на возвышенности. А немцы не успели эвакуироваться из Витебска и старались наших удержать, атаку отбить. Отборные войска бросили. Он говорит: Немцы по нам стреляют из минометов, а мы, чтобы выжить – один пулемет, один расчет, все остальные пулеметы попрятали. И вот, слышу: что-то шмякнулось, удар сзади. Осколком разворотило, и чувствую, что ходить уже не могу. Я ему, второму, говорю: «Ты стой», а сам пополз в тыл. Хотел найти немца -  у них санитарные пакеты были хорошие – взять и ползти к санитару, чтобы было чем перевязать. И говорит: «Я ползу, сил нет, и такое чувство, что я умираю. А тут – такой день, солнце, запах травы…Мне 19-20 лет. Я так захотел жить! Вспомнил, как в Лавру приходил, когда был маленький – там инвалиды были с Первой Мировой, без рук  - без ног. И я говорю: «Господи, пускай я буду таким инвалидом, дай мне жизни». Погрузился в такое состояние: вижу храм, старец кадит. Штабелями усопшие лежат, а он их отпевает, кадит. Потом я в себя пришел, пополз дальше…»  - в общем, его нашли, взяли, он выжил. А потом, когда закончилась война – он пришел в Лавру и в иконе узнал преподобного Сергия. Узнал храм, который он видел – это был трапезный храм.

А еще он рассказал, что в Берлине за три дня боев три танка под ним подбили.

О.Олег: - А помните предание, когда шла Куликовская битва – преподобный Сергий стоял на проскомидии и вынимал, вынимал, вынимал частички, и громко называл: князь, боярин, воевода….?

- Да, да. А когда три танка подбили, и он пришел за четвертым – командир ему уже не дал. Он, говорит, на меня посмотрел – и ему стало меня жалко. А почему? Понимаешь, когда танк подбивают в уличных боях – ты выскакиваешь - и по тебе бьют, ты – мишень.  И ты не чувствуешь боли. И ты травмируешься. Я, говорит, был весь побит – у меня руки, лицо было побито. А тут стояли ИСы, большие танки:  ИС-1, ИС-2, ИС – 3….А командир говорит: «Ну, если Бог тебя спас – больше танк я тебе не дам. На Урал за танком!» Да что там, осталось несколько дней…

Отец Михаил, схимничек, был необычайно кротким. По нему не было видно…. Вот, у нас читают «Жития святых» - и хотят, чтобы тут же виделось что-то такое! Какая- то прозорливость…Забывают, что видение своих грехов, состояние смирения – это выше даже, чем воскрешение мертвых, как Антоний Великий писал, и другие отцы Церкви.

О.Олег – Владыка, а вот, когда Вас призвали на Сахалин? Как это произошло? Это же было, как в армию идти!

- Конечно, это был шок. Это было тяжелее, чем в армию. В армии была какая-то особенная радость – а здесь было чувство тревоги.

О.Олег – А кто принимал это решение?

- Принимал решение Патриарх. Дело в том, что кафедра вдовствовала несколько месяцев. Владыку, моего предшественника, освободили – а преемника ему не назначили. На святителя Иннокентия Московского был Синод, Святейший перед этим со мной поговорил. Я ему сказал только: «Ваше Святейшество, я никогда этим не занимался. Это же приходское служение! Меня учили проповеди говорить, служить в храме. А заниматься строительством – у меня нет таких данных, я не экономист, не казначей, я на таких послушаниях даже не был. Если это благословение – я принимаю, но сам не могу проситься. И не имею права отказываться». Святейший: «Мне Ваш ответ нравится. Съездите, но не сразу, недельку побудьте -   потом приедете. Подумайте, что взять, кого взять». Я испытал шок, когда туда приехал.

О.Олег -   Я помню, я застал Вас, владыка, в этом состоянии. Помню, Вы сказали: «Вот, начинаю с Сахалина». Я ответил: «Лучше начинать с Сахалина, чем заканчивать Сахалином».

- Ну да, да, когда есть силы. Самый пик был. Владыка Марк мне передавал, он временно управлял и Сахалином, и Хабаровском. Когда меня назначили -  ко мне приехал, в келью. Говорит: «Ты ищи благотворителей, там ничего нет». А я сижу и не могу представить себе, где этот Сахалин – я в своей келье, в Лавре сижу. Но надо отдать должное: у нас ведь как с архиереями? Один уехал – другой приехал. А здесь -  нет. Мы с ним полетели вместе, он меня познакомил с губернатором, с мэром, с другими людьми. Мы с ним службу отслужили, по приходам поездили. Три дня он жил. А потом он уехал.

О.Олег – Состоялась передача?

- Да! И когда он уехал – я остался один, и тогда на меня накатило.

Такое искушение пришло! Я почувствовал такую беспомощность! Бухгалтер говорит: У нас денег нет, у нас одни долги. Я думаю: куда я попал? Крыша течет, по первому этажу, в епархии, бегают крысы. Не знаю, с чего начинать. Я подошел к иконе и стал молиться: «Господи, Ты же меня сюда послал? Господи, не оставь!»

И как-то постепенно пошло движение. Я своих братьев туда вытащил, постриг, рукоположил их. Владыка Тихон, отец Серафим, игумен - они старшие, я младший. Всегда шутили: «Старший - умный был детина, средний был –и так, и сяк, младший вовсе был дурак!»

О.Олег – Вот, говорят: первый приход – первая любовь. А первая епархия? Тоже какая-то влюбленность? Первый опыт архиерейского служения….

- Да, конечно, остается в твоем сердце. Я приехал в Архангельск, пожил – и люди стали обижаться: «Владыка, Вы уже год прожили у нас. А Вы все говорите: у нас, на Сахалине». Я второй год прожил, третий – все, говорю. Они: Ну, хватит! Я говорю: «Знаете, это должно естественно произойти. Я же не могу свое сердце вырвать! Это все равно,  что сказать женщине: забудь своего погибшего мужа». Все это осталось.

Молитва прихожан – я за них переживаю, они – за меня. Молитва - она существует. Молитва тебе не дает покоя. Ведь  христианское сердце- это же не сердце какого-нибудь буддиста – нирвана, бесчувствие…Это, наоборот, тревога, переживание и плач. Жизнь монаха – это скорбь сердца. Эта скорбь остается. А тем более – когда у тебя вторая половина…

Вот, Святейший говорит: «Я тебя переведу, а на твое место поставлю твоего брата». Я говорю: «Ваше Святейшество! Это все равно, что правую руку мне отрезать». Брат у меня секретарем был. И кому-то отдать?

О.Олег – Это преемство….

- Я нестандартно уехал с Сахалина. Архиереи так не уезжают.

О.Олег – А как это произошло?

- Я прилетел с Сахалина. 25 декабря – Синод, меня назначили. А архиерей Архангельский, владыка Тихон, умер 20 октября. Святейший сказал: «Нужно уже на Рождество там быть». Значит, я не мог 27-го  уехать, 29 числа я уехал. В Лавре был на Новый год. 2 –го числа я простился со всеми, собрал небольшой стол, мы хорошо так посидели. 3-го я прилетел в Москву, переночевал, и 4-го я уже улетел в Архангельск. Нестандартно я улетел, с одним саквояжиком, с одной сумкой, ничего не взяв. И второе – я не взял ни одного священнослужителя. Каждый новый начальник приезжает – он с собой привозит кого-то. Я с собой никого не привез. Сказал отцам: «Вы не обижайтесь! Я с собой никого не возьму. Я вас собирал, как бриллианты. Каждый на своем месте. Если одного выдернуть – все разрушится». Вот, отец Виктор Горбач был – это у меня первая хиротония. Он у меня возглавляет Миссионерский отдел. Если его вырвать – то кого на его место? Это как зубы – нет импланта.

И, если вдуматься - некий плюс – потому, что моей опорой стали те священнослужители, которые есть.

О.Олег – И не было ревности…

-Да! Я одного спрашиваю – он говорит: «Со мной столько-то священников приехало, три бухгалтера, два регента»... А я говорю: «Вот, я приехал один, священнослужителей со мной нет».

Ну, и ты с одного конца переезжаешь на другой. Там граница – тут граница. Там острова – и здесь острова, с храмами.

О.Олег – Там север – и тут север. Вы себя чувствуете северным человеком? Это уже вторая епархия, и все – север…

- Да, климат такой же сырой. Вот, когда Чехов был на Сахалине – он написал, что Сахалин располагает к беспробудному, угрюмому пьянству. А когда я приехал в Архангельск – то спросил, что он такое. Мне ответили: Архангельск выражается тремя словами: треска, тоска и доска.

-Доска?

-Да. В советское время там производства не было. Там было 29 лесозаводов. Когда туда пришла советская власть -  коммунисты заявили: «Что это за название – Архангельск?» (А это название в честь Архангела Михаила, т.к. был первый монастырь устроен в честь него, название  существует с XVI века). «Мы придумаем лучшее название: Лесопильск!» Красиво, по-современному, по рабоче  - крестьянски. Народ, конечно, очень этого не хотел.

О.Олег – Это почти как «Лесоповал»!

- Подготовили документы, отправили в Москву – а там то одного, то другого не хватает. Местные, конечно, саботировали. То страницу не пошлют, то печать не поставят. А потом – раз! – и все застряло. Архангел Михаил не дал. 

О.Олег – А покровительство Архангела Михаила ощущается?

- Конечно! Мы сейчас большой кафедральный собор строим, во имя Архангела Михаила.  Но,  город немножко угрюмый, потому что двухэтажки эти барачные стоят. Плюс два ЦБК, плюс зимняя темнота. Но самое страшное – это город без лица. На меня даже мэр обиделся: «Владыка, что Вы такое говорите?» А я ему: «Лицом города является кафедральный собор. Это духовное лицо – как душа в человеке. А вы его взорвали!» - «Да не мы взорвали, это коммунисты взорвали!» - «Ну, правильно, а мы здесь ни при чем ?!» Сейчас собор построен, особо чувствуется помощь Иоанна Крошнтадтского.

О.Олег – Да, это же родина Иоанна Кронштадтского! И там его какие-то родственники остались. Расскажите об этом подробнее.

- Народ знает двух здешних великих людей: Ломоносова и Иоанна Кроштадтского. Опять цитируем Чехова. Он пишет в повести «Остров Сахалин»: «В какой бы дом здесь, на Сахалине, я ни заходил – в каждом портрет Иоанна Кронштадтского». А ведь - где Кронштадт, и где – Сахалин! Он был поражен этим. И народ, действительно, знает этого святого!

 А второй человек – он не святой, но человек великий для России. Величие их заключается в том, что они выросли на Архангельской земле. Но между ними есть и разница. Какая? У святых – святость. А святость – что? Это любовь. А любовь – это выраженное милосердие. Атрибутика любви. Я к чему это говорю? Ломоносов однажды покинул свою землю, он больше никогда не был на своей родине.

А Иоанн Кронштадтский каждый год приезжал на свою родину, в Суру. И мало того, что он приезжал – он вез с собой купцов-благотворителей, которые строили Дома трудолюбия, Общества трезвости. В центре Архангельска стоит Сурское подворье, на которое он сам давал деньги – потрясающее здание! Которое сейчас нам передают.

О.Олег – А Ломоносов был помор…

- Помор – это человек, который жил близь моря. Их предки ходили по морю.

О.Олег – У них в характере мужество. Это не то, что море  - там, в Крыму. Это же Северное море!

- Конечно, это люди, которые в первую очередь были глубокими христианами. Это практические христиане. Это не те люди, про которых можно сказать: устами молились, но сердца их далеко отстояли от Бога. Они молились, и молитва их была сильная, глубокая. Как Достоевский говорил: «Кто на море не бывал – Богу не молился, когда тебя от блаженной вечности отделяет одна дощечка».

А здесь что переменилось сейчас? Ну, железячка отделяет. Поморы – они молились, и, главное – их дети молились. Длинная ночь, зима, которая покрывает дома снегом. В домах – люди. И скот, на первом этаже. Таких домов, как в Архангельске, я в Центральной России не видел нигде. Огромные дома!

О.Олег – А я таких людей не видел, как в Архангельске. Когда я первый раз сюда приехал, по Вашему приглашению – вышел на улицу, вижу: идут высокие, молодые, лица как на иконах. Нет этой монгольской округлости лиц. Туда же не дошла Орда! И сохранился генофонд. Поморы – это чистые славяне. Много голубоглазых, светловолосых людей. Вьющиеся бороды у мужчин. Это поразительный мир!

-Да, особенно много таких людей – молодых и старых – в деревнях. Потому, что сам город Архангельск был местом ссылки. Если мы вспомним эти страшные годы -  за один 1931 год сослали 175 тысяч человек! Там невозможно было даже разместить этих людей. Большинство их умерли. Это один только год!

 Потому такая солянка – в Архангельске все перемешано, он как Москва. А чистота, в основном– в селах.

В Суру приезжаешь – мостов нет, там переправы, тащат тебя баржей. И говор – простой, русский, со своим акцентом. В Суру приехал, там говорят: «рабить». Слово-то украинское! Наши, славянские, корни.

Так они говорят, наш народ. Они же везде ходили, поморы, они же до Сахалина доходили. У нас на Соловках есть музей судов. Поморы ведь не приняли Петра I с его проектами делать лодки на гвоздях. Это военные корабли, которые мало служили, их выбивали там. А поморы вязали. Из корней брали отростки и ими связывали, как жилами. Играл этот корабль. Сквозь льды шел.

Вот, Беринг до какой-то точки дошел – все обледенело, нельзя дальше, там жизни нет. А навстречу поморы оттуда возвращаются!

О.Олег – А скажите, вот, фильм был снят «Страж Севера». Расскажите об этом проекте.

- Замечательный проект. Алексей Пищулин, известный режиссер, снял 60 документальных фильмов. Глубоко православный человек. С ним разговариваешь – как будто перед тобой священнослужитель. Фильм очень сильный. Там тексты, съемки – ничего лишнего. Мы же хотим сделать в Архангельске первую православную гимназию, мы и ее там подсняли. Нам передали в прошлом году здание дореволюционного духовного училища. Оно в таком состоянии! Мы там крышу поменяли, хотим сделать для детей школу. Люди приходят и просят, чтобы дети в школе не матюкались. Просят: «Владыка, помогите!» Там храм был, Святого Александра Невского. Хочу обратиться за помощью. Все нужно: парты, и средства, и оборудование…Хотим открыть на нашем Севере первую православную гимназию. А там дальше, как Господь даст.

О.Олег – А если люди откликнутся – им связаться с епархиальным управлением?

- Наш пресс-секретарь сбросил наши координаты. Они есть и на сайте нашей епархии, номера счетов.

О.Олег – Может, кто-то откликнется? А есть поморское землячество?

- Есть, и мы к ним обращаемся. И есть храм Александра Невского – это мой первый святой до монашества. Наш северный защитник.

О.Олег – Два имени: Михаил и Александр, очень распространенные в России. И еще Иоанн.

-Иоанн Кронштадтский сам, своими ножками там ходил. Он давал деньги на строительство духовного училища. А сейчас здание в таком состоянии!  Мы когда пришли - там текла крыша в 17 местах. Запустили часть классов как воскресную школу – дети так радуются! Остальные классы не успеваем отремонтировать – средств нет. Любая помощь нужна!

Город не столько живет, сколько выживает. Нового ничего не строят. Старые 29 заводов приказали долго жить… От них осталось 2 завода.

О.Олег – самое надежное дело – связываться через сайт Архангельской и Холмогорской епархии.

Ваше высокопреосвященство, мы очень рады, что Вы посетили радиостанцию «Радонеж». Мы надеемся, что Ваше благословенное служение будет продолжаться и дальше. Вы впитали в себя и мир Троице-Сергиевой лавры, и далекие земли Сахалина и Камчатки, и Архангельска – жемчужины нашего Севера. Просим Ваших молитв о нас, совершающих служение на этом радио.

- Господи, помоги нам всем!

- Спаси Христос!

http://radonezh.ru/radio/2019/01/27/21-00