Трагедия на Октябрьском поле: теракт или бытовое убийство?

Трагедия, произошедшая 29 февраля на Октябрьском поле, невольно оживила в общественном сознании воспоминания о террористических актах, которых за последние 20 лет выпало не мало на долю жителей Москвы. Еще живы в памяти ужасающие кадры терактов: Парк Культуры, Лубянка, Рижская, Павелецкая, Автозаводская, Белорусская, Пушкинская, Охотный ряд, Нагатинская, Тульская - только в московском метро было произведено 8 терактов.

Женщины в черной исламской одежде, метро, кровь, убийство, дети, мигранты – все это, так или иначе, ассоциируется в обществе с исламистами, с экстремизмом и терроризмом.

Когда же угрожающие кадры вновь замелькали в информационном пространстве, непроизвольно в воздухе повисли вопросы: неужели опять, не уж-то снова террор и снова мусульмане?

Официальные представители разных мастей спешат уверить в обратном – мол, нет, психопатка, шизофреничка со стажем - родственники подтверждают, наркоманка, несчастная в нервном припадке - с кем не бывает. Однако факты даже при первом рассмотрении говорят о том, что версия с помутнением рассудка, даже не говоря про ее «универсальность» в подобных случаях, - не так однозначна.

У любого обывателя, изучившего даже поверхностно порядок действий няни из Узбекистана Гульчехры Бобакуловой, возникает масса вопросов.

Первое, что бросается в глаза, это размеренность, спокойствие, продуманность действий, что сразу же наводит на мысль о спланированности преступления.

Достаточно обратить внимание лишь на некоторые действия преступницы, из которых становится очевидно, что акция не была спонтанной: ждала пока все уйдут (то есть была вменяема при хозяевах); облила квартиру заранее подготовленной воспламеняющей жидкостью; вызвала такси (видимо в такси тоже была не в припадке безумия или в состоянии опьянения, иначе никто бы не повез); одела заранее приготовленную исламскую одежду с хиджабом - в обыденной жизни никогда не использовала; приехала к метро (почему именно к метро?); спокойно и демонстративно совершила намаз на земле; возле входа в метро достала голову и как по сценарию, стала ходить взад-вперед и скандировать шаблонные фразы, которые у большинства ассоциируются с террористами: «Аллах акбар!», «я террористка», «я взорву», «у меня бомба», и подобное.  Все говорит о том, что версия с внезапным умопомешательством слабая.

Версия «Психопатка»

Два-три года, по основной версии, няня работала с ребенком в доме и жила в семье, - при всем характерном артистизме лиц азиатской национальности, скрывать такие диагнозы в доме длительное время невозможно. А узнав о неадекватности человека, которому ты доверил ребенка, при всей толерантности взглядов, вряд ли кто оставит его в семье. Четкая последовательность действий говорит в пользу трезвости ума. Даже принимая во внимание  околесицу, которая Бобокулова несла потом на камеру и во время допроса, это не аргумент – опытные следователи видели представления и почище. Тем более, если она заранее решила симулировать невменяемость, – тут нет ничего удивительного. Раскаяние в зверском убийстве бепомощного ребенка отсутствует, напротив, во всем поведении читается чувство выполненного долга, - в СМИ просочились фразы Бобокуловой о подготовке акта заранее.

С другой стороны, болезнь могла действительно обостряться редко, такие случаи в психиатрии тоже известны. Об этом, по версии Газета.Ру, рассказал и отец Бобокуловой. Также отец рассказал о том, она стала слышать голоса в последнее время. На камеру няня также все время говорит об указаниях «Аллаха», который и надоумил ее убить ребенка, - видимо, и совершить все последующие действия тоже. Об одном случае обращения за помощью рассказали, по версии «Газеты», и в Самаркандской областной клинике психических заболеваний.  Но отец лицо заинтересованное, а рассказывать дело не сложное, поэтому в полной мере доверять его показаниям невозможно.

По мнению психиатра Любови Виноградовой из Независимой психиатрической ассоциации, голоса, которые велят что-то сделать, это уже крайний и страшный диагноз.

При этом психиатр рассказала в комментарии «Газете» про показательный случай в ее практике, когда мама троих детей под влиянием голоса беса, утопила своего ребенка в ванной, после того как муж ушел из семьи. Показательным для нас этот случай является потому, что мама эта не стала одевать хиджаб, отрезать своему ребенку голову и ехать на такси к метро, чтобы продемонстрировать результаты своего психоза пассажирам возле выхода.

По словам отца Бобокуловой, дочь никогда не интересовалась исламом, и даже не читала Коран и уж тем более не носила специфическую одежду радикальных мусульман. Она закончила 10 классов, нигде не училась, работала на овощебазе или на рынке, и как ее взяли работать в семью в Москве он не понимает. 

Допустим, психическое расстройство действительно имело место, и оно было в стадии обострения, откуда тогда такой четкий план действий?

Все это опять же наводит на нехорошие мысли о том, что психическим расстройством тут дело не ограничилось.

Имитация теракта?

Ведь это нарочно не придумаешь - в продемонстрированном акте собраны были все ключевые ассоциативные факторы, которые как никакие другие влияют не массовое бессознательное чувство страха и ужаса, подавляют активность, затрагивают все табуированные элементы, которыми, как правило, и оперируют террористы в ходе атак: смерть, смерть ребенка, голова, шахидка, бомба, террористка, теракт в метро, выкрики «Аллах акбар!». Эти элементы – неотъемлемая часть многих последних терактов в России, да и во всем мире.

Это чрезмерно психически заряженные, запрограммированные в сознании людей термины, одно произнесение вслух которых может вызвать массовую панику (вспоминаем про слово бомба в самолете, которое нельзя произносить), а если прибавить к этому еще и визуальную картинку – неадекватная шахидка с головой ребенка, бегающая взад-вперед, то паника, страх, беспорядочная активность особенно в толпе обеспечены (вспомним действия полицейских, которые 20-30 мин стояли в оцепенении и не знали, что делать).

Если скомпоновать ключевые моменты совершенного акта, то сразу возникают ассоциации с кадрами из роликов «Исламского государства», с шахидками и боевиками. К слову сказать, до появления этой террористической организации в международном информационном пространстве тема с отрезанием головы мало интересовала исламистов в России, хотя и не нова в отечественной террористической практике. Да и вообще в массовом сознании отрезание головы не было связано так сильно с исламизмом, сейчас же напротив все знают, что головы отрезают исключительно исламисты «ИГИЛ».

Исламская экстремистка?

Вопрос ее психического здоровья конечно важен, но для дела не принципиален, поскольку как раз женщины с лабильной психикой, находящиеся в состоянии депрессии, имеющие психические отклонения чаще всего и становятся объектами вербовщиков – исламистов. А это уже говорит о том, что вполне вероятно, что в данном случае имел место экстремистский, либо террористический акт (в зависимости от трактовки ряда элементов преступления).

Да, женщина могла быть не в себе, но это не исключает того, что ее могли и завербовать, и использовать ее расстройство и внушаемость для промывки мозгов, что так хорошо умеют делать исламские вербовщики. Либо она могла подпасть под влияние экстремистской пропаганды иным способами: при личных контактах с носителями идеологии, через интернет, который кишит исламистскими ресурсами, либо и то и другое сыграло роль. О возможных соучастниках преступления и подстрекателях говорят и правоохранительные органы, хотя пока и не внятно.

В Москве вербовщики, в том числе связанные с «Исламским государством», работают по всем направлениям - в интернете, в мечетях, на курсах арабского языка, подходят на улице и в транспорте – основными объектами обработки становятся молодые женщины – этнические мусульманки, а основным инструментом психического давления на личность – перспектива личных серьезных отношений и быстрый брак.

При любом варианте событий сама Бобокулова не могла придумать такой сценарий действий, с точностью имитирующий поведение террористов, да и обычным психическим припадком это назвать сложно.  

Поэтому версия, озвученная сразу после акта основными СМИ о том, что трагедия на Октябрьском поле является жестоким убийством в припадке сумасшествия и ничего больше – слабо обоснована.

По конечному результату и по эффекту акт, совершенный Бобокуловой, вполне сравним с экстремистским или террористическим актом.

Цель создания атмосферы страха, нагнетания чувства особой опасности в обществе и не уверенности в социальной стабильности государства, которая, как правило, стоит за террористическими актами, вполне могла стоять и за подобным действием, если рассматривать его конечный результат.

Обыкновенным бытовым преступлением это могло быть, если бы женщина просто убила ребенка, или даже отрезала в психическом припадке голову.  Бобокулова же спокойно положила голову в сумку, села в такси и поехала к станции метро. Зачем? Весь алгоритм действий, который она совершила, очень напоминает акт устрашения, за исключением того, что это было симуляцией теракта. К тому же, о том, что это теракт няня сказал всем сама во всеуслышание.

Кому могло понадобиться такое «театральное» представление?

Любой специалист по экстремизму и терроризму (крайней формы проявления экстремизма) скажет, что жертвы и взрывы это лишь способ создать информационный повод, создать картинку и привлечь внимание общества и власти для достижения своих целей.

Дело не в том, сколько было жертв, хотя количество обычно плюс для террористов, а в том, какой резонанс и какое воздействие окажет акт на людей. В этом смысле симуляция теракта это тоже «теракт», хотя бы информационный, - люди заговорят о проблемах, о том, как небезопасно живется в стране, плюс всплывут все застарелые этно-религиозные противоречия, которые сегодня особенно остры. Охотников создать такой инфоповод среди экстремистов разного толка предостаточно. Да и заказать подобное действие вполне возможно - специалистов, которые могут исполнить такую акцию с привлечением нужных «сумасшедших» тоже уже немало в преступном мире. История экстремистских атак в России и мире знает множество таинственных случаев нападения на храмы, на священников, на стратегически важные объекты, убийства ключевых общественных, политических деятелей в исполнении «сумасшедших» - везде прослеживался след соучастия третьих лиц. Сумасшедший – выгодный исполнитель, с него взять нечего, верить ему тоже нельзя вполне, а задачу выполнить он в состоянии. Сумасшествие вообще универсальный способ завуалировать многое в преступлении – всегда можно сказать: «ну это же сумасшедший, что с него взять».

Не исключено, что и данная акция в людном месте, которая по замыслу могла привлечь значительное внимание СМИ, и таким образом оказать значительное устрашающие действие также была спланирована.

Бобокулова воссоздала полностью картинку из сюжетов про теракты, если данную картинку еще и активно растиражировать по крупнейшим СМИ, – то эффект устрашения в огромных масштабах будет гарантирован. Легальный способ протолкнуть и идеологию радикального ислама - ведь учитывая воздействие современных информационных технологий на массовое сознание, - чем чаще крутить сюжет, тем большее влияние он оказывает, - от животного страха до сочувствия и желания повторить. Боевики «Исламского государства» и их покровители знают, что делают, выкладывая в сеть сотнями жуткие ролики с отрезанием голов «неверных».

Теракт нового типа?

Основные характеристики террористического акта следующие: публичный характер, преднамеренное создание обстановки страха ради достижения определенных целей, общественно опасное насилие применяется в отношении одних лиц, а психологическое воздействие сказывается на других лицах.

Однако в уголовной практике России такие случаи никогда не признавались  терактами, да и вообще подобных случаев не вспоминается. Возможно даже это своего рода новое слово в преступном деле террора.

Уголовный кодекс РФ предусматривает ответственность за терроризм только в случаях совершения взрыва, поджога, создающих опасность гибели людей, если доказано, что эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти. В том числе указывается на угрозу свершения указанных действий.

Немного иначе обстоит дело в Европе, где открытые показательные убийства, напоминающие культовые казни, в исполнении исламистов стали не такой уж редкостью. И не редко официально признаются спецслужбами терактом.

Одно из наиболее громких случаев кровавых атак на граждан в публичных местах с религиозным подтекстом произошло  в 2013 г.  в Лондоне, в Вулвиче, - двое нигерийцев напали с мачете на военнослужащего Ли Ригби и жестоко расправились с ним. При этом преступники просили прохожих снимать их на мобильный телефон и спокойно рассказывали, что убийство совершили в отместку за убийство мусульман во всем мире, звучали стандартные фразы об исламе, цитаты из Корана,  «Аллах акбар!», о том, что они шахиды и прочее. Случай был признан официально терактом, нигерийцы были признаны вменяемыми. После этого случая по всей Великобритании прокатилась волна антиисламских маршей в память об убитом солдате - в Ньюкасле манифестация собрала более 7000 жителей. Подобный случай произошел годом позднее – приезжий мусульманин отрезал голову 82-летней старушке, - однако довольно быстро признали, что террористического следа тут нет. Возможно, причина в том, что случай не получил такого резонанса как в убийство военного в центре Лондона. Преступник же заявил на допросе, что "вдохновился" картинками казни боевиками "Исламского государства" двух американских журналистов в интернете. 

В 2015 г. МВД сразу двух государств Дании и Франции признало терактом стрельбу недалеко от синагоги в Копенгагене, в результате которой пострадало 2 человека. Один из преступников, мигрант из Ирака, был застрелен при задержании, он имел при себе издание Корана - в момент смерти закладка в Коране находилась на суре 21 «Пророки», где говорится о возмездии для неверных.

История противодействия исламизму в Европе более богата подобными случаями, и, несмотря на всю знаменитую европейскую толерантность, убийства на почве исламизма зачастую признаются террористическими актами.

В случае Бобокуловой, хотя убийство было совершено и не в людном месте, но надругательство над трупом ребенка в общественном месте – это будет почище нападения с мачете. Да  и след исламизма здесь прослеживается отчетливо.

Будет ли официальное признание трагедии?

Сразу же после появления информации стало ясно, что ведущие телеканалы не собираются массово освещать этот случай, хотя, казалось бы, случай сенсационный и аудитория обеспечена. Почему чиновниками было принято такое решение?

Тут есть два момента. Первое, это то, о чем мы уже сказали выше: при массовой трансляции этого материала - террористический эффект сильнее. И здесь должны были вмешаться компетентные специалисты. Второе, это более близкий интерес для ответственных должностных лиц, у которых обыкновенно на такие случаи есть инструкция - руководствоваться политикой «охранительства», «замалчивания» и «миролюбия». Возможно, в данном случае эти два фактора совпали.

Какая разница, признают данное преступление терактом, экстремизмом или бытовым преступлением?

Теракт, по всем правовым нормам, – нечто большее, что простое уголовное деяние. Это создания атмосферы страха ради достижения политической, идеологической или религиозной цели.  Зачастую теракт признается национальной трагедией, объявляется траур и проводятся сопутствующие мероприятия.  

Как минимум, при этом следует признать существование угрозы со стороны идеологических групп, и объявить о противодействии. Выразить соболезнования пострадавшим, объявить о плане следственно-розыскных мероприятий. Начать бороться с причинами, приведшими к такого рода преступлению. Никто из официальных лиц и учреждений государства этого не сделал и, судя по всему, уже не сделает. 

Почему мигрантка, имеющая, возможно, психические отклонения, с образованием 10 классов, приехала спокойно в Москву и работала без разрешений? Если она подверглась исламистской пропаганде, в том числе в сети интернет, следует поставить вопрос о несостоятельности правоохранительных органов, и чиновников, не способных справиться с проблемами.

Последствия замалчивания трагедии

Актуализируя эти и многие другие сопутствующие вопросы, мы неизбежно вскрываем глубинные социальные противоречия, проблемы и закоренелые конфликты, которых в России немало и которые могут взорваться в любой момент.  

Проблема неограниченной миграции из среднеазиатских республик по многим параметрам представляет угрозу национального масштаба. Достаточно вспомнить, что такие страны как Узбекистан, Таджикистан, Киргизия являются основными источниками наркотрафика из Афганистана в Россию. Кроме того, наряду с некоторыми российскими республиками это основной «поставщик» человеческих ресурсов для исламской экстремистской идеологии и кандидатов в «Исламское государство». Реальный уровень преступности среди мигрантов и этнических диаспор в России давно стал темой - табу для правоохранительных органов и СМИ.

Признать такие глобальные проблемы, учитывая, сколько потенциальных наркоторговцев и террористов легально переходят границу ежедневно, очень сложно – значительно проще продолжать игнорировать, замалчивать и ничего не менять.

Откладывая решение серьезных вопросов, мы в очередной раз заводим часовой механизм с неизвестным временем детонации. А решение этих проблем становится все более сложным.

Говоря об угрозе эффекта «массового устрашения», о вероятном «разжигании конфликтов», мы забываем о не менее значимых последствиях замалчивания трагедии. 

Непризнание официально трагедии и утаивание подобных проблем от общественности приводит к тому, что граждане постепенно теряют бдительность, притупляется чувство самосохранения, люди не знают, где враг, а где друг, кто представляет опасность, а кто безвреден, кого можно пускать в дом, а кого не стоит. Такое притупление критического мышления в результате сокрытия значимой информации, изменяет у граждан способность рационально мыслить и взвешено принимать решения, девальвируется система ценностной ориентации, что может представлять, возможно, большую опасность в перспективе, чем угрозы, связанные с освещением застарелых конфликтов и противоречий.

Потеря ценностных ориентиров в обществе может привести к тому, что в нужный момент люди не смогут принять правильное решение, сделать нужный выбор, поскольку реальная опасность будет казаться эфемерной.  История знает не один пример, когда целые города и государства подали из-за отсутствия должной идеологической подготовки и грамотности граждан, из-за недостаточной осведомленности о масштабе, характере угрозы и последствиях вражеского вторжения. Нередко граждане оказываются безоружными даже перед бытовыми преступниками из-за отсутствия должного информирования.

В современном информационном обществе проблема отягощается еще и тем, что вероятный противник не всегда обозрим, и не всегда приходит «из-за городских ворот». В частности, всем известно, что исламский экстремизм активно распространяется через интернет, при этом не ведется никакой работы по оповещению пользователей о вероятной угрозе радикальных мусульман, жертвой которых может стать любой интересующий религией студент или мусульмане, не знающие об опасности вовлечения в исламистскую секту. 

Случившаяся трагедия сама по себе наглядно свидетельствует о том, что бдительность граждан и информированность о возможных угрозах на сегодняшний момент оставляет желать лучшего. Если и дальше прививать обществу чувство особенной толерантности к приезжим потенциально опасным рабочим из Азии, не оповещать людей о грозящей им опасности от близких контактов с мигрантами из «зон риска», не предпринимать мер по ограничению незаконной миграции, или хотя бы не ужесточить порядок выдачи документов для прибытия и трудоустройства в России подобные преступления будут повторяться снова и снова, только усугубляя межэтнические и межрелигиозные конфликты.