Россия – православная страна? (О. Беляков)

Вправе ли мы ставить вопрос именно таким образом? Для многих православных верующих уже формулировка этого тезиса в виде вопроса может показаться оскорбительной, чем-то напоминая умышленно провокационные темы «ток-шоу им. министра культуры». Но отнюдь не для возмущения чувств православных христиан я поставил с вопросительным знаком утверждение, в котором также очень хотел бы поставить общепризнанную точку. Ведь самым опасным сейчас было бы, безусловно, выдавать желаемое за действительное и, соответственно, выстраивать свои планы на такой благодушной основе. Реальность все чаще дает о себе знать – подчас в весьма неприглядной форме, если мы еще не забыли свежие баталии вокруг выставки в Сахаровском центре и учебника А. Бородиной, антицерковные выпады правительственного чиновника А. Волина. Не хочется говорить: «какая уж тут православная страна, если у нас такое возможно!?», но очевидно одно: чудище, противодействующее возвращению России в ее традиционное православное русло, «обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Причем «лаяй» (посредством доминирующих либеральных СМИ) так, что от мосечьего визга и слонам впору разбегаться…



Впрочем участившиеся обертона в антиклерикальных кампаниях свидетельствуют, помимо прочего, и о том, что им есть чему противостоять, а значит – «не все коту масленица» (тем более, что окончание пословицы гласит: «будет и Великий Пост»). Но будем реалистами – пока на общественное сознание имеют сильнейшее влияние люди, для которых даже постановка вопроса о самоопределении страны через конфессиональную принадлежность звучит как призыв к погромам и отмене «великих завоеваний» августа 91-го года. Которые («завоевания»), как известно, в качестве идеологических основ пришли на смену не менее великим «завоеваниям Октября».

Конфликт столь различных точек зрения на российскую действительность отражает, на самом деле, не только разнообразие личных чаяний («хочу, чтобы Россия была православной!», «хочу, чтобы Россия была религиозно девственной!»), но и реальные затруднения в объективной оценке ситуации в этом вопросе, точнее даже – в выборе точных критериев для такой объективной оценки. Даже многочисленные опросы общественного мнения не дают точного представления о ситуации и, что еще важнее, – о тенденции развития. Одни указывают на самоидентификацию очевидного большинства населения в качестве православных христиан, другие ссылаются на более скромные цифры «активных» прихожан – регулярно посещающих церковь и причащающихся. Одни говорят о новых и новых храмах, поднимающихся из руин по всем уголкам Отечества, другие не менее основательно указывают на десятилетия активного безбожия, отравившие религиозное самосознание нации на многие годы вперед.

Разумеется, все это присутствует в пестрой картине бытия современной России, давая основания для, подчас, абсолютно противоположных выводов и взаимоисключающих прогнозов дальнейшего развития общества. Но есть ли смысл гадать о путях Промысла Божия в такой сложной материи, как общественная жизнь, как сама история? Скорее всего, в настоящем России заложены начала самых различных путей дальнейшего развития страны. Такая поливариантность существует, разумеется, практически у каждой нации на любом этапе ее развития, но тем более это верно в отношении переломных эпох, периодов радикальной смены политических и формационных установок. Верующий человек всегда уверен, что развитие будет таким, каким ему попустит Господь. Но какой вывод должен делать наш православный современник из такой несомненной для него констатации?

В той мере, как пути нации определяются Промыслом Божиим, так эти пути попускаются по делам и воззрениям этой самой нации и каждой из составляющих ее личностей. Таким образом все мы, и каждый в отдельности ответственны за происходящее в стране, как бы мы ни пытались возлагать вину на правителей или козни зарубежных врагов. Выбор того или иного развития – со всей очевидностью – не случайная прихоть божественных сил, а воздаяние тем, кому эти пути предназначены. За все их заслуги. Или «заслуги». Чтобы убедиться в этом вовсе не нужно всякий раз обращаться к многочисленным подтверждениям в ветхозаветной истории: российские события менее чем вековой давности дают тому наглядный пример. И кто может сказать, что отцы Святой Церкви не предупреждали о грядущей катастрофе, что столпы русской культуры не указывали на вездесущих «бесов» ставрогиных-верховенских? Но тщетно: отечественная интеллигенция рукоплескала каждому удачному теракту эсеров-«бомбистов», почитала хорошим тоном пнуть «реакционеров-клерикалов» и вожделела «обновляющей» революционной стихии. Посему можно считать результаты революций 17-го года сколь угодно горькими и разрушительными, но вот сетовать на их незаслуженность оснований нет.

В той же степени промыслительным можно, однако, считать и тот факт, что страна не сгинула целиком под руинами коммунистической империи, а, хотя и с огромными потерями (Украина, Белоруссия, миллионы русских за границей), но сохранила себя как национальное государство. Однако сильно обольщаться на этот счет также не стоит. Во-первых, признаемся честно, личных заслуг многих из нас тут не так уж и много. А, во-вторых, считать сам процесс национально-государственной эрозии завершенным пока также рановато. Приостановить, и даже обратить его вспять можно лишь осознание того, что именно останавливает страну у последней черты и дает надежды на новое развитие на исторических корнях. Кто является тем удерживающим для России, не давшим ей сгинуть ни в мясорубке коммунистического ГУЛАГА, ни (пока) в гедонистском безбожии современного капитализма.

Казалось бы, какие еще могут быть сомнения у православного гражданина, что этой спасительной силой для страны является веками хранимое Православие? Но, как ни странно, очень часто даже такое понимание не приводит к естественному выводу: хранить и оберегать веру и Церковь, что есть само по себе залог успеха и выживания для России. Предлагается обратная логика – вот построим, де, сильную Россию, тогда и веру будем укреплять, и храмам поможем. Главное, мол: одолеть врагов (антинародный режим, НАТО, мировой сионизм), а заодно и Церковь мобилизовать на борьбу с супостатом. И ужо потом… К сожалению, слишком часто можно услышать подобные рассуждения в патриотических и – что особенно тревожно – православных изданиях. Между тем здесь на деле проявляется попытка тягаться с князем мира сего на его поле, отставив в сторону единственно эффективное средство против него – веру. Мы вроде верим, что Бог услышит молитву, поможет, но как-то вот хочется сперва своими силами решить вопрос с Чубайсом и мировым империализмом, а вот тогда уж заняться собственным спасением.

Кроме того, поступая так, люди – вольно или невольно – на самом деле на первое место начинают ставить свое благополучие, свое обустройство в этом мире гораздо выше христианской цели: спасения в вечности. Появляются вполне конкретные враги (как правило – из числа упоминаемых в СМИ), которые постепенно заслоняют собою само понятие греха. И бороться мы начинаем с конкретными людьми, а не со злом, грехом в них и в себе, находя для этого евангельские оправдания. Как часто приходится слышать в этой связи слова Писания: «вера без дел мертва есть». Но человек начинает по своему собственному усмотрению решать, какие именно дела считать богоугодными и соответствующими вере, что приводит даже к нападкам на священноначалие, как не участвующее в политических акциях против того или иного «антинародного режима».

Это явление отнюдь не ново в нашей истории. Один из народовольцев, организаторов покушения на царя Александра II, Желябов на процессе 1 марта сказал: «крещен в православии, но православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что вера без дел мертва есть. И что всякий христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать: такова моя вера». Не правда ли – узнаваемо? Подобные идеи были весьма популярны в среде левой интеллигенции прошлого (как и настоящего).

На этом, в частности, основывал свои претензии к Церкви и философ Бердяев, которого на Западе считают подлинно православным мыслителем. Между тем, бывший марксист (но так и не преодолевший в себе левацкие и анархические настроения) Бердяев мог довольно презрительно именовать Русскую Православную Церковь «рабьей ортодоксией» за ее деятельность по замирению социальных конфликтов, предотвращению классовых войн, сотрясших Россию в начале прошлого века. Он писал: «тяжкая вина лежала и на историческом христианстве, в частности на православии. Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге, за приспособление исторического христианства к господствующим силам» Логично, что считающий себя верующим философ находит здесь и оправдание безбожию: «Атеизм может быть экзистенциальным диалектическим моментом в очищении идеи Бога, отрицание духа может быть очищением духа от служебной роли для господствующих интересов мира».

И сейчас некоторые «патриоты» России, руководствуясь той же логикой, начинают призывать собратьев на классовые битвы, а коли Церковь в оных не участвует – «ей же хуже». Но нужно ли понимать сказанное выше, как отказ от защиты прав угнетенных и страждущих, обездоленных и бесправных? Как призыв скрыться от мира, уйти от него в свою персональную «скорлупу» и снять с себя любую ответственность за происходящее окрест? Ведь есть и такая крайность. Как пишет в одном из своих замечательных писем архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «уже сейчас зовут людей в леса, в пустыню, в потаенные комнаты. Не брать номер, не входить в новую систему государственного учета, уйти от мира, уйти из Церкви. Но как же спасаться? Как жить, как растить детей в Боге, об этом умалчивают все».

Так как же быть? И углубление в мир – плохо, и полное удаление от него не всем пригодно и возможно. Нет ли тут противоречия? Внутренний конфликт неизбежен, если в решении будем уповать исключительно на то, что подсказывает собственная гордыня. Как говорит о.Иоанн, «…каждый человек на своем жизненном пути должен поднять именно свой крест. … Самовольный подвиг - это самодельный крест, и несение такого креста всегда оканчивается падением великим. Не ищи больших скорбей и подвигов, чем те, что есть на твоем жизненном пути, - это гордость сбивает с пути. … Дух самомнения и самообольщения будет звать тебя к непосильному» (Слово в Неделю 3-ю Великого поста).

Не потому ли, кстати, наше патриотическое движение, к которому причисляют себя и многие верующие, столь раздроблено, атомизировано, что за каждой микро-партией или движением подчас стоят чьи-то амбиции, чей-то не по плечу взятый крест? Когда посещение храма, помощь самым ближним своим – родным, знакомым, - отходит на второй план перед «планов громадьем». Нам подавай самого прародителя зла в соперники, ну в крайнем случае – американскую военщину, а иначе и «суетиться» не стоит, да разменивать себя по мелочам. «У самого входа в религиозную область, существует некий «гипноз больших дел», - «надо делать какое-то большое дело - или никакого». И люди не делают никакого дела для Бога и для души своей. … Гибнет человечество не от недостатка большого добра, а от недостатка именно малого добра. … Оставьте в стороне все рассуждения: позволительно или не позволительно убивать миллионы людей, - женщин, детей и стариков, - попробуйте проявить свое нравственное чувство в пустяке: не убивайте личности вашего ближнего ни разу ни словом, ни намеком, ни жестом» (архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Слово о малом доброделании»).

Есть масса возможностей делать нужное и важное дело ежедневно, ежечасно, даже не занимаясь миссионерством, к чему далеко не все годны, а просто удерживаясь от зла. Хотя бы для того уже, чтобы окружающие могли судить по поступкам нашим о вере православной, о реальной альтернативе господствующему: «человек человеку – волк». Святитель Григорий Богослов говорил: «или вовсе не учи, или учи доброю жизнию. Иначе будешь одною рукою притягивать, а другою отталкивать. Меньше потребуется слов, если делаешь, что должно. Живописец больше учит своими картинами».

Горько видеть, когда о Православии наоборот начинают судить по каким-то перекошенным лицам, агрессивной злобе, избиениям иноверцев. Либо по тем, кто в интервью глянцевым многостраничным пустобрехам повествует о своей принадлежности к православной вере, но ничтоже сумняшеся участвует в вакханалиях «тусовок» в дни постов. Но не о них речь – Бог им судия. Для тех же, кто согласен с основным выводом православного человека нашего века – Россия жива, пока жива Православная Церковь – этим же определяется и его жизненная программа в миру. Как говорил Священномученик Иларион (Троицкий), «русская болезнь имеет в своей основе грех против Церкви. Отношение к Церкви — вот пробный камень для русского человека. Кто верен Церкви, тот верен России, тот — воистину русский. Кто отрекся от Церкви, тот отрекся от России, оторвался от русской почвы, стал беспочвенным космополитом». Спасая Россию, но не защищая Церковь, мы рискуем потерять и то, и другое. Вставая же на защиту Православия, мы не только ограждаем от напастей страну, но и вносим посильную лепту в осуществление вселенской миссии Церкви, о которой никогда не забывали самые искренние патриоты России, самые убежденные славянофилы. Именно «в России начинался выход Православия из своего «восточного» уединения, возрождения в нем самом того вселенского духа, вне которого оно не Православие, а «православный быт», не вечный ответ миру на его тоску, надежду и стремление - а уход от этого мира в уютные, душевные тупики. Но трагедия в том, что этот путь России не единственный путь. В том, что на деле с каждым веком, с каждым годом нарастало в ней и то страшное раздвоение, которое завершилось торжеством большевизма» (прот. А.Шмеман «Исторический путь Православия»).

В наше время мы должны ясно представлять те области, те узловые точки, в которых вершится духовная брань, внешне выглядящая как идеологические или юридические споры, «как бы» нормальный демократический процесс, но на деле означающая все тот же исторический выбор пути. Мы живем в условиях, когда Церковь отделена от государства, что, впрочем, в современных условиях не должно восприниматься верующими как факт исключительно негативный (большая близость к народу; меньше соблазнов у государства «поуправлять» Церковью). Но когда публичные критики Церкви по поводу и без склоняют тезис о светском государстве, то диктуется это вовсе не отеческой заботой о религиозной независимости госаппарата. Под предлогами борьбы за конфессиональную девственность государства идет борьба за отделение Церкви не от государства, а от общества. В этом суть, центральный стержень всех антирелигиозных кампаний последнего времени. Между понятиями «светский» и «атеистический» ставится безусловный знак равенства, и это считают достаточным основанием, чтобы «спускать всех собак», лишь только Церковь «посмеет» проявить активность в любой сфере общественной жизни, даже если это делается в рамках ее социальных программ. Захотели «Основы православных знаний в школе»? – «Не пущай попов!». Монастырь стал эффективным землепользователем? – «Ату!». Возмущаетесь насилием и развратом на ТВ? – «Фас!».

Как справедливо заметил о.Владимир (Вигилянский), «эти нападки осуществляются по методологии, разрабатывавшейся на протяжении советских десятилетий кафедрами научного атеизма, существовавших во всех вузах СССР. И хотя этих кафедр уже нигде нет, но никуда не делись десятки академиков, сотни докторов, тысячи кандидатов наук, сделавших карьеру на идеологическом обосновании кровавых гонений верующих, а главное, никуда не делись выпускники вузов, слушавшие их лекции. И когда сегодня говорят о том, что большевизм не изжит из сознания российских людей, то имеется в виду и эта идеология «воинствующего атеизма»». И хотя теперь у нас в ходу иное «единственно правильное» учение, агитбригады действуют прежними методами и с прежним напором. В конце концов, какая разница, кто пишет методички для работников идеологического фронта: Суслов или Бжезинский?

Что удивительно, наиболее рьяно охраняют «границу» между Церковью и государством именно те, кто больше всего требует усилить влияние общества на государство, учитывать мнение общества при принятии государственных решений и программ стратегического развития страны. Но под обществом однозначно понимаются исключительно сами либеральные и правозащитные организации, претендующие на единоличное представление всего общества в его общении с государством, и в такой ситуации, естественно, влиятельный «конкурент» очень раздражает.

Предлагаю провести один любопытный эксперимент: ниже приводятся высказывания известных правозащитников по поводу взаимодействия общества и государства, сделанные в связи с проведением Гражданского форума в ноябре 2001 года. Попробуйте представить, что было бы, если бы такое было сказано от имени Церкви или верующих (можно подставить их вместо слов «общество» или «правозащитники»), и станет ясно, что дозволенное правозащитному «Юпитеру» никогда не позволят православному «быку».

«Не просить нужно государство, а победить его…» (И.Алексеева). «Я убежден, что правозащитники должны активно работать с государственными структурами, депутатами и партиями, им очень важно взаимодействие с честными профессионалами в бюрократии и силовых структурах. … Я и сейчас считаю, что правозащитники должны идти в законодательную власть…» (Л.Пономарев). «Правозащитники должны быть не «идущими вместе», а идущими самостоятельно и давящими на власть. Власть нуждается в давлении в любом государстве» (Е.Боннер). «Лучше бы, когда власть бегала за обществом, а общество бы властью управляло. Это та идеальная модель, которую мы, либералы, вообще, хотели бы видеть, и в России, и во всем мире» (В.Похмелкин) – и т.д. и т.п. Ну и как бы звучали в устах «клерикалов» фразы насчет «активно работать с силовыми структурами», «идти в законодательную власть», «давить на власть» и «управлять ею»? Оправдания насчет того, что правозащитники якобы говорят от имени всего общества, тут вряд ли уместны. Число тех, кого они представляют в своей смертельной схватке с российским государством вряд ли превышает процент православных граждан России. Между тем, радетели прав гражданского общества готовы решительно выступать против интересов весьма значительной части этого самого общества, когда эта часть – православная.

Мы, в свою очередь, должны сознавать, что, отстаивая права верующих, борясь против дискриминации Церкви и за создание оптимальных условий для ее миссионерской и социальной деятельности, мы отстаиваем свои гарантированные законами и Конституцией права. Но, что еще важнее, этим каждый, кому не суждено уйти от мира в келию и молиться там о спасении России, на своем месте выполняет свой и христианский, и патриотический долг. И прежде, чем возмутиться по поводу вопроса: «Россия – православная страна?», полагаю, каждому из нас следует честно спросить самого себя: «а что я сделал для того, чтобы это звучало утвердительно?». Иначе на каждом из нас будет вина за то, что грядущие поколения будут узнавать о вере наших предков не из Святого Писания и святоотеческой литературы, а из учебников истории.