Открывающие окна

Вечная ваша память,
достоблаженнии Кирилле и Марие,
яко в род и род благочестным
житием вашим вернии людие
спасение улучати поучаются.
Седален, глас 1

Давным-давно известна мудрость: "В рай обращены два окна: Семья и Церковь". Как всякое настоящее человеческое откровение, а не афористичная выдумка, мудрость эта раскрывает смысл наших переживаний, надежд и предупреждает о возможных искажениях. Используя её метафорическую природу, гибкость, несложно предположить, что любые искривления в конструкциях как первого, так и второго окна ведут к трагедии: Рай не только недоступен, но и не различим. Святость же для обоих случаев – залог не только ясной для наблюдателя Неба зрительной перспективы, но видимый маршрут в Небесный Иерусалим. Дорога паломника. Ещё известно, что никакого "христианского государства" в принципе быть не может. Христианской может стать только личность – союз личностей в браке – семье – и община – Церковь. В такой семье (общине) чудесным образом соединяются взаимная любовь супругов, детей, всяческих домочадцев, уют и дары Божией милости. Мир это видит, и это ему редко по вкусу.

В истории русского Православия лучший пример такой "малой Церкви" – семья родителей преподобного Сергия, игумена Радонежского, святые Кирилл и Мария.

Двигаясь по канве самого раннего агиографического сочинения, посвящённого преподобному Сергию, – "Житию", составленному, а точнее, мастерски написанному приблизительно в 1400 году его "учеником Епифанием Премудрым", мы узнаём, что Кирилл и Мария были "угодниками Божьими, правдивыми перед Господом людьми и всякими добродетелями полны и украшены"; а также о том, что достохвальная чета… хорошо знала Священное Писание". То есть были и грамотны и образованны. Мать преподобного "усердно постилась и молилась, так что само зачатие и рождение ребёнка произошли во время постов и молитв". И "была она добродетельна и богобоязненна… советовалась с мужем" относительно "посвящения" именно этого, среднего, сына Богу.

 Семья Варфоломея, Стефана и младшего Петра была "благочестивой" и при этом совершенно обычной, человеческой, без всяких таинственных обетов, мистических откровений. Епифаний пишет: "Встретив рождение младенца, они (родители) позвали к себе родных и друзей, соседей и предались веселью, славя и благодаря Бога, давшего им такое дитя". Что оно, дитя, "такое", Епифаний уже, возможно, в силу житийного жанра трепетно добавил. Одно не вызывает сомнений: радоваться по поводу рождения всех детей было делом привычным и приятным. Как и обучение отроков грамоте или крестьянская работа (Об этом подробно уже в самом "Житии" преподобного). В постные дни мальчик отказывался от материнского молока. Мария не только "с прискорбием на это сетовала", но призывала Кирилла, и они с мужем "осматривали младенца со всех сторон и видели, что он не болен и что на нём нет явных и скрытых признаков болезни". "Рассматривают" обычно, когда купают, пеленают. Интересно, что делали они это самостоятельно. Ни знахарей, ни "бабок" агиограф не упоминает. Всё умели. Епифаний подчёркивает: Кирилл, хотя и из бояр, но земледельческим трудом не брезговал.

Борис Зайцев своё эссе о преподобном (Париж, 1924 год) начинает осторожно: "Детство Сергия в доме родительском для нас в тумане… некий дух можно уловить из сообщений Епифания"; "Родителей преподобного можно представить себе людьми почтенными и справедливыми, религиозными в высокой степени. Известно, что они были "страннолюбивы". Принимали всяческих "путников-богомольцев" и ко второй половине жизни сами стали "странниками", то есть переселенцами, или, как говорят сейчас, – беженцами. Что же произошло?

Борис Зайцев пишет: "Кирилл и Мария попали под двойной удар. С одной стороны жало государство (т.е. заставляло Кирилла проплачивать поездки ростовских князей Константина II Борисовича и Константина III Васильевича в Орду и вносить немалые денежные средства – авт.), то с другой стороны была напасть с москвичами Василием Кочева и Миной: "Народ роптал, волновался, жаловался. Говорили… что Москва тиранствует… На старости Кирилл был разорён и вынужден был уходить из Ростовской области". В те же десятилетия Москва предаст святого Михаила Тверского и попустит разорить Тверь. "Собирание земли русской" проплачивалось русскими же жизнями и судьбами.

За всей этой "туманностью" Зайцева и вынужденным положением литературного прогиба Епифания перед набравшей силу Москвой и государственным авторитаризмом, в его обычно вероломном отношении к семье, скрыта реальная история  принудительного исхода родителей преподобного.

Если свести к минимуму все полупроговорённости агиографа, патриотические сентенции Зайцева ("Москва незыблемо поднялась над удельной сумятицей"), то "радонежское переселение" семьи не что иное, как бегство, оставление родины ради сохранения семейной свободы и целостности очага. Подвиг, христианская добродетель Кирилла и Марии не в том, что они были "благочестивы", "страннолюбивы" и знали грамоту, а в том, что спасли своих детей от выжигающего дыхания того монстра, что готов семью считать "малой Церковью", но только в качестве "своей ячейки". Христиане могут быть благодарны родителям "игумена России" за то, что они, поддерживаемые Богом, спасли отрока Варфоломея для Церкви и страны. Их "переселение" напоминает бегство Святого Семейства в Египет от иродовой ненависти.

Епифаний Премудрый первым провёл параллель от жития родителей преподобного к библейской истории, а именно матери пророка Самуила святой Анне. Это зафиксировано в других текстах "Жития" преподобного Сергия и в службе святым Кириллу и Марии, составленной в 1997 году: "Супружеская чето… матери бо пророко подражавшии…"

"Мы желаем мира, но не сдадимся" – определяющее чувство христианских супругов, когда они вынуждены защищать детей и свою автономность. Оно возможно только при взаимном уважении, согласии. Это же касается более позднего совместного согласия Кирилла и Марии, когда они решились принять монашество.

Иноческий выбор родителей святого Сергия представляет особый интерес. Исследователи просто сообщают: "…был тогда в Хотьково смешанный монастырь, где и стали монахами Кирилл и Мария". Были, конечно, и другие обители, но хотьковский монастырь XIV века своим устроением  напоминает средневековые кельтские монастыри Ирландии. Во-первых, по своей практике смешанных общежительных общин, а во-вторых, по тому обстоятельству, что имена при иноческом постриге, если они изначально были христианские, оставались неизменными. До последних дней, а скончались супруги почти одновременно, они могли видеться, молиться за своих детей, сопереживать друг другу и уже без трепета смотреть в будущее. Их долг христианских родителей был исполнен.

С 14 века Кирилла и Марию почитали, и паломники, исполняя завет преподобного Сергия, прежде чем идти к нему в Лавру, посещали Хотьково, где в Покровском соборе покоились мощи святой четы. В 1981 они были прославлены в Соборе Радонежских святых, а 3 апреля 1992, в год празднования 600-летия со дня кончины преподобного Сергия, состоялось их общецерковное прославление. Два окна в их доме были распахнуты в сторону Рая.