Об утрате раскаяния и прощения

В Россию вернулся Виталий Калоев – гражданин России, отбывавший наказание в швейцарской тюрьме за убийство авиадиспетчера Питера Нильсена, которое он совершил в феврале 2004 года. Питер Нильсон был авиадиспетчером швейцарской авиакомпании Skyguide; в результате небрежности сотрудников авиакомпании 2 июля 2002 года произошло столкновение российского лайнера и грузового "Боинга" над Боденским озером. Тогда погиб 71 человек, среди них жена и двое детей Калоева.

Первоначально швейцарская компания отрицала свою ответственность, хотя позже, уже после гибели Нильсена, факт преступной халатности был установлен судом. Виталий Калоев приехал в Швейцарию, разыскал Питера Нильсена и попытался поговорить с ним, показывая фотографии своей семьи; авиадиспетчер оттолкнул его, так, что фотографии упали на землю. В помрачении Виталий Калоев нанес ему 16 ножевых ран. Такова общая канва этой трагедии; о чем она заставляет задуматься?

Прежде всего, то, что совершил Виталий Калоев, без сомнения, дурно. Слово Божие тут совершенно ясно: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. (Рим.12:19)». То, что несчастный вдовец сам оставил жену Нильсена вдовою, а детей – сиротами, никак не послужило справедливости; это послужило только умножению человеческого греха и горя.

Однако – никак не оправдывая поступок Калоева – можно вспомнить и то, что к нему привело. Если назвать это одним словом, то «нераскаяние». Авиадиспетчерская компания не признала свою вину и даже не извинилась перед жертвами. По-видимому, руководители компании опасались, что им придется выплачивать компенсации. В итоге суд все равно заставил это сделать, уже против их воли. Если бы Питер Нильсен встретил вдовца по-другому – сказал бы, что это и для него горе, что он и сам глубоко удручен и ищет прощения – их встреча вполне могла бы завершиться примирением, а не убийством. Но ни руководство компании, ни сам Питер Нильсен так поступить не смогли. Я думаю, беда в том, что они – как, впрочем, и мы – живут в культуре, из которой исчезло понятие раскаяния.

Хотя убийство Нильсена – не акт кровной мести, сам обычай кровной мести можно вспомнить. Дело в том, что даже этот языческий, восходящий к догосударственным временам обычай, оставлял место для раскаяния и прощения. Мне самому доводилось слышать историю, как один подросток убил другого, и дело могло дойти до кровавой вражды между родами. Однако не дошло; родственники убийцы на коленях ползли к дому убитого, раздирая себе лица ногтями в знак глубочайшей скорби. Эти изъявления раскаяния были приняты, и семьи примирились.

От швейцарской компании не требовалось ползти на коленях; требовалась просто хоть какая-то человеческая реакция на горе, причиненное ее халатностью. Этой реакции не было; и это, как я опасаюсь, не просто грех конкретных людей, это проявление определенной культуры. Культуры, из которой изглажено понятие греха и покаяния. Культуры, в которой люди не знают слов «я согрешил». Беда даже не в том, что они отказываются их произнести; они их просто не знают. Похоже, считается, что адвокаты могут уладить все; а вопрос о грехе и покаянии вообще не ставится.

У нас же происходят вещи еще более огорчительные. Я видел и такие отзывы: «Виталий Калоев сумел отстоять честь своей семьи, за что ему наша благодарность». Это заставляет вспомнить слова святого Апостола Павла из Послания к Римлянам, где он порицает язычников, которые не только совершают грехи, но и грешащих одобряют. Св. Иоанн Златоуст, комментируя это место, указывает на то, что тот, кто одобряет грех, виновен более, чем тот, кто его совершает. В самом деле, человек может совершить грех под давлением обстоятельств, по немощи, или, как Калоев, под влиянием личного горя и обиды; это не извиняет сам грех, но служит смягчающим обстоятельством. Те же, кто одобряют грех, делают это безо всякого давления и принуждения, совершенно свободно и добровольно отвергая слово Божие.

Сам Калоев далек от того, чтобы похваляться, и, напротив, избегает назойливых журналистов. Его восхваляют как героя другие; и вот надо отметить, что их грех более тяжек, чем грех самого Калоева. Они никакого личного горя не пережили; они свободно предпочитают месть прощению. И это увы, признак глубокого одичания и забвения наших христианских корней. Для наказания виновных существует государство, а личная месть может быть преступлением, может быть трагедией, но никак не подвигом, достойным похвалы.