Что делает нас народом

День народного единства, отмечаемый 4 ноября, вытеснил из календаря день, раньше отмечавшийся как праздник— 7 ноября. Эти две даты выражают две исторические тенденции, два комплекса идей, которые присутствуют в отечественной и мировой истории. 4 ноября — день проложивший дорогу к восстановлению законной монархической власти; 7 ноября — день захвата власти путем вооруженного переворота. 4 ноября — переломный день в преодолении гражданской смуты, 7 ноября — день, когда гражданская смута перешла в особенно затяжную и разрушительную фазу. 4 ноября — победа патриотических сил, воодушевленных любовью к Родине и верностью Православию; 7 ноября — победа сил, открыто желавших стране поражения в мировой войне и люто ненавидевших всякое богопочитание.

Эти два комплекса идей не являются чем-то музейным, интересным только историкам — они и сейчас ведут между собой непримиримую борьбу. Вера, патриотизм, консерватизм, противостоят безбожию, презрению к Отечеству и политическому утопизму. Поэтому день, который мы отмечаем, не просто воспоминание о прошлом, но обозначение нашей позиции в настоящем и определение нашего направления на будущее. Гражданская смута и братоубийство — увы, реальность этого падшего мира, которая не раз становилась реальностью и в нашей стране. Мы знаем, как выглядит смута, не только из истории. Только что мы наблюдали — и продолжаем наблюдать — драму кровавой гражданской войны в Ливии. Города, превращенные в испещренные выбоинами развалины, зверства и мерзости, съемки которых можно, благодаря современным технологиям, видеть в интернете, неисчислимые людские страдания и лишения — смута выглядит именно так.

Американский сенатор Джон Маккейн, выступая в Триполи, сказал характерную фразу: "мы очень глубоко убеждены, что народ Ливии сегодня воодушевляет людей в Тегеране, в Дамаске, и даже в Пекине и Москве". Сенатор знаменит своими глубокими, хотя и несколько парадоксальными речениями, и понять, что он хотел сказать, не всегда просто. К чему может воодушевить вид страны, на наших глазах подвергшейся междоусобной брани и нашествию иноплеменных? По видимому, к тому, чтобы всеми силами избегать междоусобицы — помня о том, что, как в XVI веке, так и в XXI, ей не замедлят воспользоваться и иноземные державы.

Сохранение народного единства — это не теоретический вопрос, это вопрос элементарной безопасности, вопрос выживания. Превращение страны в дикое поле, на котором хозяйничают банды мародеров — сценарий, увы, вполне реальный и для XVI-того, или для ХХ-того, и для XXI-го века.

Но что такое "народное единство"? Слово "народ" часто слышалось — и слышится — из уст демагогов, обольстителей и манипуляторов, которые ссылаются на "волю народа", "свободу народа", и свое горячее желание помочь "многострадальному народу". 

Начнем с самого простого и лежащего на поверхности. Народное единство - это осознание некоторых общих интересов. Мы все, при самых разных политических воззрениях, разном отношении к действующей власти, разных предпочтениях в тех или иных областях жизни, имеем определенные общие интересы. Мы, например, не желаем ни себе, ни своим близким лютой смерти, голода, лишений, беженства — а значит, никто из нас не заинтересован в междоусобной брани и нашествии иноплеменных. Собственно, во все эпохи преобладают люди, которые предпочли бы проводить жизнь тихую и безмятежную — но гражданские смуты, тем не менее, реальность. Почему? Потому что буйное меньшинство оказывается более энергичным, более сплоченным, более решительным.

Британский консервативный мыслитель Эдмунд Берк как-то сказал: "Все, что нужно для торжества зла — это чтобы хорошие люди ничего не делали". Если благонамеренные граждане не принимают на себя ответственность за происходящее, ее принимают на себя граждане совсем не благонамеренные. Как говорит словарь Брокгауза, "у древних греков Идиотом назывался тот, кто не принимал участия в государственных делах", в наше время это слово слилось по значению со словом "глупец", и не случайно. Человек, у которого нет осознанной позиции по общественным проблемам, поступает неразумно. Люди, которые такую позицию имеют, расходятся во многом — но должны согласиться в одном. В исключении из разговора тех, кто подстрекает к междоусобной брани и призывает нашествие иноплеменных. В этом мы можем и должны быть едины.

Но "народное единство" это и более глубокая реальность. Народ — это не группа индивидуумов, случайно оказавшихся на одной территории и вынужденных как-то согласовывать свои интересы. Народ — это общность, укорененная в истории. Он объединяет не только ныне живущих, но и их предков, и потомков, которым еще предстоит прийти. Это общность, создаваемая взаимными обязательствами современников, но также и обязательствами по отношению к тем, кого сейчас нет с нами — предков, которые передали нам свое наследие, и потомков, которым мы должны его передать.

Мы празднуем единство, некогда проявленное нашими предками — но и наше единство с ними. Что оставляет основу этого единства? Православная вера. Сегодня, входя в храм, мы возносим к Богу и Его святым те же молитвы, что и они, чтим те же святыни, припадаем к тем же источникам. Именно это и делает нас народом.